Воспоминания, посвященные заслуженному деятелю искусств КБР МИДОВУ Хаджи-Мусе Хаджи-Муратовичу (дополнение)
ТАЗИЕВ Х.
Вдали от Родины.
Весеннее утро 1945 года. Командир стрелкового взвода старший лейтенант Хаджи-Муса Хаджи-Муратович Мидов ставит задачу на предстоящее наступление. Еще раз, убедившись, что в подготовке к наступлению ничего не забыто, он сел под деревом на опушке леса и невольно отдался воспоминаниям. Перед глазами встал родной Нальчик, театр, где он работал до войны, потом он вспомнил жаркие бои под Краковом, за освобождение которого получил орден Красной Звезды. Под мощными ударами советских частей немцы все дальше и дальше откатывались на Запад. Но чем ближе подходили наши войска к их берлоге, тем ожесточеннее сопротивлялись фашисты. И вот сегодня предстоит новое решительное наступление наших войск. После короткой, но мощной артподготовки наши танки, за которыми двигалась пехота, перешли в атаку. Враг, занимавший сильно укрепленную позицию, встретил их ожесточенным огнем. В первые же минуты боя несколько наших танков было подбито. Особую опасность представляла одна из пушек противника, которая била прямой наводкой. Она сумела вывести из строя два наших танка и разворачивалась для удара по третьему танку, идущему впереди взвода Мидова. А наши танкисты, не видя ее, двигались прямо на нее, и предупредить их об этом было невозможно. Что делать? Надо немедленно принять решение. Мидов приказал залпом открыть огонь по расчету вражеской пушки, и после первого же залпа она замолчала.
Идя вслед за танками, подразделение старшего лейтенанта Мидова преодолело опасную лощину и поднялось на противоположный склон, а затем оно вклинилось в оборону противника. В это время пулемет противника прижал к земле соседний взвод. Мидов приказал своему правофланговому отделению подавить пулеметную точку врага. В это время оказалось в трудном положении и левофланговое отделение. Подбежав к танку, который замедлил ход, чтобы не оторваться от пехоты, Мидов показал танкистам огневые точки противника на левом фланге. Танкисты несколькими выстрелами подавили эти огневые точки. К этому времени правофланговому отделению взвода Мидова удалось подавить пулеметную точку врага.
Не давая противнику опомниться, бойцы прорвали оборону врага и ворвались в крупный населенный пункт, в котором нашим бойцам приходилось брать каждым дом, каждый квартал с боем. Во время этих боев Х.Х.Мидов лично уничтожил пять фашистских солдат, в том числе одного вражеского снайпера. В другой раз, это уже было в апреле 1945 года, стрелковому взводу Х.Х.Мидова пришлось отражать яростную контратаку противника в одном населенном пункте Чехословакии. Нашим наступающим частям удалось с ходу взять этот населенный пункт. Но на следующее утро, получив значительное подкрепление, противник перешел в контратаку. Старший лейтенант Мидов получил приказ: срочно занять оборону на юго-восточной окраине селения. В ходе боя противнику удалось вытеснить из села наши подразделения. Только на юго-восточной окраине держался старший лейтенант Мидов с небольшой группой солдат, которые, подобрав оставленную немцами пушку, быстро подготовили ее для стрельбы. Вскоре на южной окраине села из-за бугорка показался вражеский танк. Он шел медленно и осторожно. По приказу своего командира солдаты зарядили пушку бронебойным снарядом, а Мидов через ствол навел ее прямо на танк. Выждав момент, когда танк подошел еще ближе, он выстрелил. Танк вздрогнул и стал на месте. Солдаты повеселели, у них прибавилось уверенности в своей победе.
Небольшой группе солдат Х.Х.Мидова удалось удерживать участок обороны в течение целого дня. А к вечеру, получив подкрепление, наши части вновь перешли в наступление и вновь овладели населенным пунктом. За проявленную в этих боях храбрость старший лейтенант Х.Х.Мидов был награждён орденом Красного Знамени. А 15 апреля 1945 года опытного и мужественного офицера назначили командиром стрелковой роты. В этой должности он и закончил войну.
‘Во время боевых Действий X.Х.Мидов всегда находился на самых ответственных участках, — говорится в его боевой характеристике. — Он, не жалея сил и своей жизни, личным примером мужества и отваги воодушевлял подчиненных на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. Рота, которой командовал Х.Х.Мидов, всегда образцово выполняла боевой приказ вышестоящего командования’. После демобилизации из рядов Советской Армии Х.Х.Мидов работал на различных руководящих должностях в области искусства. За заслуги в развитии искусства республики в 195I году ему присвоено почетное звание «Заслуженный деятель искусств Кабардинской АССР», а в 1957 году он награжден медалью «За трудовое отличие».
1966 г.
КАРМОКОВ М.
День рождения воина
Он лежал на операционном столе и ни о чем уже не думал. Минуту-две назад в тумане растворились мечта об окончании войны, о скором возвращении домой, на Кавказ, встрече с родными, близкими, с которыми был в разлуке долгих четыре года. Военные дороги привели молодого советского офицера, старшего лейтенанта Мидова Хажмусу в Карпаты. На этих дорогах он видел кровь и смерть, потерял много
боевых товарищей. И вот, накануне Победы, он оказался на операционном столе одного из военных госпиталей на чехословацкой земле. На голову офицера сразу обрушился град осколков снаряда, и если бы не каска, и госпиталь ему не понадобился бы. Но выживет ли? Шансов спасти его не очень много. Изуродовано лицо, разорвано в клочья плечо, перепахана ранами шея, И как это угораздило его в
последний день войны попасть в прицел врага?
… Старшему лейтенанту Мидову сейчас не до всего этого. Он лежит, провалившись в небытие, а вокруг него столпились люди в белых халатах и ведут схватку со смертью.
Один за другим ложатся на салфетку рваные, окровавленные осколки, извлекаемые из тела офицера. Их сберегут врачи, чтобы показать раненому, если удастся спасти его. Но это потом, а пока идет сложнейшая операция. Хирург насчитал уже шесть пахнувших смертью кусков железа. Он передал ассистенту скальпель и пинцет, вышел из операционной, сорвал с себя маску и устало произнес: ‘Сильный парень. Должен жить’.
Когда Мидов очнулся в палате и открыл один глаз (другой был под бинтом), дежурная сестра аж подпрыгнула от счастья: ‘Товарищ старший лейтенант, вы слышите меня? — почти кричала девушка. — Вы спасены! Скоро выздоровеете и поедете домой, к своим родным, только потерпите немного …’. Хажмуса попытался шевельнуться, но сил не хватило. Он снова закрыл глаз и долго лежал в забытьи, подавая признаки жизни лишь слабым дыханием и редким подрагиванием пальцев рук. …наступило утро. Длинный луч яркого солнца проник в палату и заиграл на лице раненого, он заморгал глазом и, сделав какой-то жест рукой, сказал: ‘Свет погасите’. Это были первые слова, которые произнес раненый после операции.
Несколько месяцев пролежал Мидов в госпитале. Радовало, конечно, что война кончилась, и он остался жив, но его терзали опасения, полноценным ли человеком вернется он домой, не скажется ли тяжелая рана на его трудоспособности, здоровье, внешнем облике.
Не напрасны были эти опасения. До сих пор он носит в теле мелкие осколки, которые не удалось извлечь из тела в далеком 1945-м. Когда они дружно ноют, предсказывая перемены в погоде, Хажмуса думает о тех, кто не вернулся с полей битвы. Не до боли в ранах ему, когда вспоминает тот взрыв снаряда, которым наповал убило стоявших рядом трех товарищей, тоже шедших к Победе четыре года. А он все же живой, руки, ноги, голова целы, может видеть восход солнца, слышать пение птиц, работать, отдыхать, смеяться, думать.
С днем 9 мая у Хажмусы свои счеты в хорошем смысле слова. Об этом мне сам рассказал. Он действительно родился весной, но месяц и день не были нигде обозначены. Когда после войны понадобилось завести паспорт и его спросили о дате рождения, он, не задумываясь, назвал 9 мая. Этот день, когда его вырвали из когтей смерти, он считает днем своего рождения. Боевой путь Хажмусы насыщен многими эпизодами. Я попросил его вспомнить несколько случаев из фронтовой жизни.
— Мы уже находились на территории Польши, — рассказывает Мидов. — Продолжая наступление, наш полк натолкнулся на сильно укрепленные оборонительные рубежи противника. Командир полка собрал всех офицеров и поставил перед нами задачу по прорыву вражеской обороны. Я вернулся к своим солдатам и доложил им о предстоящей задаче.
Кругом был лес, и мы, хорошо замаскировавшись, ждали приказа о наступлении, которое должно начаться вот-вот, на рассвете. В такие минуты думаешь о многом. В первую очередь вспомнил родную Кабардино-Балкарию, свой театр, семью… Оттуда ‘вернулся’ к себе, в прохладный мартовский лес на незнакомой земле, и успел позавидовать беззаботному щебетанью птичек. Затем мысли побежали вперед, и выросли передо мной картины предстоящего боя, где не будет пощады ни с одной стороны. Подумалось о том, что кое-кого мы скоро не досчитаемся, даже себя увидел ‘сраженным’.
От невеселых дум меня отвлек грохот пушек. Это был сигнал к наступлению. Двинулись танки, вслед за ними побежали мы. Теперь в голове только одна мысль: как выполнить задание.
Немцы открыли бешеный огонь из минометов, автоматов, снаряды рвались со всех сторон. Смешались грохот, треск, крики людей, дым и пламя. А мы бежали, охваченные горячим порывом.
Это был смелый, героический бросок, за который многие воины получили награды. Враг потерял в том бою сотни убитых и раненых, но и мы лишились замечательных бойцов. Нас ждали впереди еще серьезные бои, тяжелые потери, но мы шли навстречу им, полные желания скорее приблизить день окончательного разгрома врага. Один за другим освобождали мы польские города и села. Мы видели, сколько страдания и горя принесли оккупанты на польскую землю, и от этого еще яростнее клокотала в нас ненависть к фашистам.
Нам было судьбою предназначено стать свидетелями великих наших побед, которые нам достались ценой неисчислимых утрат. Мы должны помнить о погибших и делать все, что в наших силах, чтобы никогда не видели войны дети, внуки, правнуки, все будущие поколения. Я был много наслышан о скромности Хажмусы Мидова до встречи с ним и по первому его рассказу убедился, что он предпочитал нигде не выделять свою личность. Конкретным героем событий он называл свой полк, боевой коллектив.
— До конца войны оставалось около десяти дней, — вспоминает Хажмуса другой эпизод. — Бои мы вели в горах Карпат. 28 апреля я участвовал в последней атаке. Но мне она запомнилась тем, что во время ее погиб мой старший друг. Это был добрый и верный человек, исполнительный, скромный воин. Безобидный, спокойный, очень откровенный, он всегда находил теплые слова для уставшей солдатской души. Все мы были моложе его и относились к нему с большим уважением. Он часто вспоминал свою семью, с которой расстался три года назад, тосковал по ней. К гитлеровцам он питал лютую ненависть. Не будучи пацифистом, он, тем не менее, считал войну самым диким актом, на который способен человек. Очень ужасался, когда видел следа варварства отступающих фашистов. И вот в последнем бою этот душевный и честный воин был смертельно ранен. Никогда не забыть его последнего взгляда. Когда умирающего друга выносили с поля боя, мы прочитали в его глазах столько боли, тоски, отчаяния, сожаления, что невольно забыли о взрывах, свистящих пулях, о близости смерти. Мне казалось, что он умоляет нас спасти его, дать ему возможность вернуться в свою семью — ведь так мало осталось до конца войны. Но что мы могли сделать, смерть — она неумолима, и никто из нас не знал, что еще ожидает нас самих. Я тоже не предполагал, что вскоре окажусь на операционном столе …
Выписавшись из госпиталя, Хажмуса еще несколько месяцев оставался на воинской службе, а в 1946 году демобилизовался и вернулся к своей довоенной мирной профессии — театру. Еще в 1940 году он окончил ГИТИС и уже успел проложить свой творческий след в искусстве. Теперь предстояло, что называется, засучив рукава вновь взяться за любимое дело.
Ему поручили должность режиссера Кабардинского театра. О тяжелых временах, которые пришлось пережить театру, знают все. Его, по существу, пришлось заново возрождать. Но бывший воин — офицер, закаленный
в боях, не испугался трудностей, терпеливо преодолевал косность, бюрократизм, равнодушие со стороны некоторых администраторов, близко к сердцу не принимавших нужды и заботы театра, хотя и обязаны были. Приходилось режиссеру заниматься вовсе и не своими обязанностями — хозяйственными, финансовыми
и бытовыми вопросами.
Вся послевоенная жизнь Мидова связана с нашей культурой. Он занимал посты начальника Управления по делам искусств республики, начальника отдела искусств Министерства культуры Кабардино-Балкарии, директора ансамбля песни и танца. С 1957 года вплоть до ухода на пенсию в 1973 году Мидов работал старшим, главным режиссером телевидения.
Мы вправе говорить, что вся его жизнь, за исключением военных лет, посвящена развитию нашей национальной культуры. Его успехи в работе, инициатива и творческая активность получили высокую оценку. В 1951 году Мидову присвоено звание заслуженного деятеля искусств Кабардино-Балкарской АССР.
Многими десятками интересных театральных и телевизионных постановок порадовал он любителей искусства, не говоря уже о телевизионных очерках и передачах, посвященных передовикам производства, труженикам искусства, науки, литературы.
Никто из сослуживцев не помнит, чтобы Мидов работал вполсилы, опускал руки, не доводил начатое дело до конца. Аккуратность, пунктуальность, высокая требовательность к себе, основательность во всем, за что ни возмется — вот почерк Хажмусы. Его творческие заслуги отмечены Почетными грамотами ЦК ВЛКСМ, Президиума Верховного Совета республики, Кабардино-Балкарского обкома партии, дипломом Комитета по телевидению и радиовещанию при Совете Министров СССР, медалью ‘За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И.Ленина’.
Хажмуса Мидов, коммунист с 1941 года, всегда считает себя рядовым бойцом партии, ее воспитанником и сыном. И своей биографией он доказал, что достоин этой высокой чести, 1986 г.
КАРДАНГУШЕВ 3.
Мы познакомились в поезде, когда ехали поступать в ГИТИС. Трое суток в плацкарте. 33 кабардинца и 31 балкарец. Средний возраст около двадцати лет, Бухе Сибековой и мне — по 17. С первого курса отчислили 10 человек, и на второй пришлось добирать. Среди вновь набранных был и Болов Мурат. Сначала Мидов поступил на курс директоров. Но когда Аскерби Шортанов, поступивший на курс режиссеров, год спустя ушел из института и вернулся в Нальчик, Хаджи-Муса перешел на режиссерский, потому что нашему театру нужен был режиссер.
Это был удивительный человек. Трудолюбивый, серьезный, вдумчивый. Из всех студийцев он был самым скромным, тихим и терпеливым. Он очень усердно учился и не тратил время на праздные развлечения и прогулки, Я всегда хотел походить на него, но мой темперамент не позволял. Там же, в Москве, он подружился и женился на своей однокурснице Василисе Косьяненко. В Москве родилась и их дочь Танзиль.
После войны Хаджи-Муса восстанавливал спектакль по моей пьесе ‘Каншоубий и Гуашагаг’. Всякий раз просил: ‘Зарамук, пожалуйста, приди, посиди рядом, скажи, все ли я правильно делаю’. Обязательно посоветуется. Без совета ничего не делал. Когда Хаджи-Мусы не стало, его сын Асланбек принес целую папку, в которой был собран большой материал обо мне — биография, фотографии, награды и многое другое. Оказывается, Мидов на каждого заслуженного артиста завел не только папки, но и вел о них дневник. Это удивительно! Хаджи-Муса очень много сделал для истории нашего театра.
1998г.
